спокойненький пессимист
Вернулась к Достоевскому. Ужасно тяжело читать - из-за языка, который автор изнасиловал, порубил и выплюнул. Нельзя говорить так, как он пишет, нельзя писать так, как он пишет. (Мне могут возразить, что между нами разница более чем в сто лет, но почему я могу читать Гоголя и Тургенева, одного с отвращением, другого с удовольствием, но могу?)
Но все это меркнет по сравнению с человеческими драмами и трагедиями, бесстыдно и откровенно выставленными, расклеенными, распятыми на страницах. Автор всех взрезает ножом и наблюдает, куда еще может упасть человек, как еще он может опуститься.
Но все это меркнет по сравнению с человеческими драмами и трагедиями, бесстыдно и откровенно выставленными, расклеенными, распятыми на страницах. Автор всех взрезает ножом и наблюдает, куда еще может упасть человек, как еще он может опуститься.
А обычно оно было каким?
Конечно, учит. Настасья Филипповна - сирота, которую чуть не с детства содержал Тоцкий (читаем между строк: насиловал за свой счет). С точки зрения общества, падшая женщина, такую никто порядочный замуж не возьмет, только вон Ганя решился, да и то за большие деньги, да и то через большой скандал в семье. А она в чем виновата? Вот она сама - виновата в чем?
"Разве я сама о тебе не мечтала? Это ты прав, давно мечтала, еще в деревне у него, пять лет прожила одна-одинехонька; думаешь-думаешь, бывало-то, мечтаешь-мечтаешь, - и вот все такого, как ты воображала, доброго, честного, хорошего и такого же глупенького, что вдруг придет да и скажет: "Вы не виноваты, Настасья Филипповна, а я вас обожаю!" Да так бывало размечтаешься,
что с ума сойдешь... А тут приедет вот этот: месяца по два гостил в году, опозорит, разобидит, распалит, развратит, уедет, - так тысячу раз в пруд хотела кинуться, да подла была, души не хватало, ну, а теперь..."